От человека требуется не разъяснять все, а просто обрисовывать
— Мельтцер
Энтузиазм к мысли Д.Мельтцера, жив, сложной, сталкивается также с ее труднопостижимостью. По счастью, труднопостижимость не становится неодолимым препятствием. Само письмо и его эффекты, но также области энтузиазма – побуждают к новеньким попыткам вникания. Исследования аутизма, сновидений и символизации, эстетического конфликта, психологической патологии и психологического развития – не полный список областей энтузиазма Д.Мельтцера.
Кто таковой Дональд Мельтцер?
До приезда в Лондон сначала 50-х. Д.Мельтцер работал психиатром в ВВС США, где уже располагал сложившимся статусом и доходом, также имел психоаналитическую практику с детками и взрослыми. Решение переехать в Лондон было соединено с желанием обучаться у М.Кляйн на своем опыте, а не только лишь на книжках. Мельтцер пишет как он некое время опосля переезда переживал «достаточно скудные деньки», пока, благодаря помощи Х.Сигл, не получил гражданство и возможность принимать пациентов. В работе «A review of my writings” он обрисовывает, что одним из первых его обнаружений в работе с М.Кляйн сделалось то, что «хотя я прочел все ее книжки, я по сути не сообразил ни слова из их – и это было вправду весьма волнительно».
Долгое время Д.Мельтцер управлял семинарами в Тавистоке. По советы Эстер Бик стал учить детских психотерапевтов в качестве супервизора и 1-го из ведущих в Тавистокской программке детской психотерапии. Описывая свою работу с Мельтцером, его ученики отмечают, что конкретно благодаря увлеченности и одушевлению энтузиазм к детскому анализу преодолевал почти все трудности, такие как фрагментарность материала, огромные перерывы в лекциях, Мельтцер брал на себя не только лишь клиническое управление, да и образование в области психоаналитической теории.
Человечий контекст кроме личности Мелани Кляйн (без которого не мыслимо развитие мысли Мельтцера, также как и ее осознание) связан с фигурами Уилфреда Биона, Марты Харрис, Адриана Стоукса, Мэг Харрис, Эстер Бик.
Аналитическое письмо
Как пишет Д.Мельтцер, с определенного момента его стал заинтересовывать язык, как и почему находится то либо другое слово, и как слово дозволяет чему-то стать выраженным. Мастерство слова делает почти все описания Мельтцера близкими поэтическому как возможности схватывать неуловимое.
«Обязательство писать», как отдельный труд, одна из тем его раздумий. Как писать, о чем писать, как это соединено с тем, о ком пишут – вопросцы, которые тревожут. Увлекательны ответы.
Мельтцер гласит о том, что возможность оказаться тем, о ком пишут – это честь. Конкретно так он принимал письмо о нем М.Кляйн.
Аналитическое описание, как пишет о этом Мельтцер, — «образная реконструкция», которая соотносится с настоящей личностью как «тени на стенке». Но то, что вправду делает ее важной, что в аналитическом описании творческий нюанс сновидения получает свою форму. Потому, по словам Мельтцера, «написание аналитических статей – это собственного рода плагиат», потому что «конкретно пациент делает живую часть хоть какой статьи». Сновидение – средоточие вправду происходящего, но без аналитического взора и слова, оно существует в безмолвности. В этом смысле аналитик – тот, кто может вернуть сновидящему его сновидение.
Лошадки
«Галоп» — тот след, который отпечатался в Мельтцере как переживание работы с М.Кляйн. Скачущую лошадка лицезрел Мельтцер, «в первую ночь моего анализа с ней — что я был на данной лошадки, без уздечки и без седла, а она шла… Я не мог сказать, было ли это ужасающим либо захватывающим».
В работе «The Apprehension of Beauty» (1988) лошадка предстанет «таинственным» объектом в главе о любви и ужасе перед лошадьми и, сразу, тем настоящим объектом, которым восторгается Мельтцер (будучи наездником и коневодом).
«Эстетический конфликт» и Чувственная боль
Д.Мельцер именовал условия, при которых конструируется «эстетический объект», «обыденным прекрасным малышом» вкупе с «обыкновенной прекрасной мамой». Он не дает четкого определения природы эстетического конфликта в работе «The Apprehension of Beauty». Используя поэзию, а не теорию, вызывая у читающего неописуемое чувство ее, передавая свое собственное «чувство» по этому поводу, используя сравнение клинического материала, основанного, на самом деле, на сновидениях и литературных аллюзиях.
Мельцер гласит о том, что постижение красы «в самой собственной природе заключает внутри себя осознание способности ее разрушения». Но, боязнь хрупкости драгоценного предмета не быть может ограничена лишь ужасом вреда, причиненного собственничеством. По воззрению Мельцера, сущность эстетического опыта заключается «не в быстротечности, а в таинственном качестве объекта». Что открывает новейший ракурс осознания духовной боли, отсылающей не только лишь к потере объекта, а к способности выдерживать его присутствие. Эстетическая перспектива в психологическом развитии открывает себя как возможность переживать красоту.
Аналитический процесс
Психоаналитики, работавшие под началом Мельтцера в поликлинике Тависток, отмечают необыкновенную атмосферу сразу воодушевляющего и серьезного управления. Его глубочайшая увлеченность аналитическим действием с детками была одним из определяющих причин процесса обучения.
Как вспоминает Ширли Хокстер, внимание и подход Мельтцера очень контрастировали с принятым в Тавистоке методом описания детских случаев, крайний включал в себя сложную функцию сбора инфы о истории пациента и "простоту приписывания симптоматики наружным причинам, при всем этом не много внимания уделялось вкладу малыша либо внутренней работе его разума", конкретное описание детских эмоций и фантазий утопало в массиве инфы.
Пристальное внимание Мельцера уделялось тому, как складывается психическое функционирование малыша во время сеанса. «Его внимание было сосредоточено на последовательности взаимодействий в переносе. Только в конце клинических обсуждений можно отыскать несколько маленьких предложений, суммирующих историю малыша».
Впечатляет описание Ширли Хокстер маленькой аналитической виньетки.
«1-ый вариант, который я привела в наблюдение, касался "Роджера", 7 лет. Сообщая о начале первого сеанса, я упомянула, что повесила его пальто на крючок, который был очень высок, чтоб он мог достать. Мельцер упрекал меня в нарушении техники и ненадлежащем оснащении моей комнаты. Привыкнув к строгости Э.Бик в отношении техники, тем не наименее, меня раздражало то, что, как мне чудилось, было серьезным выговором за незначимую деталь. Чуток позднее Роджер брал небольшую игрушечную фигурку мальчугана и показал, как он держит слона за веревку из пластилина, прикрепленную к его хоботу. Мельцер интерпретировал это как реакцию мальчугана на мою ошибку, когда я повесил его пальто, и когда я был слоном, которого водят за нос. Если б я могла не заострять внимания на критику и пристально слушать! Мне потребовалось пару лет предстоящей работы, до этого чем я смогла осознать, что Мельцер сходу сообразил важную изюминка психопатологии этого мальчугана. Каждый раз, когда Роджер получал руку помощи, он имел тенденцию наговаривать на ассистента с презрением и приписывать достижение манипулятивным возможностям всевластной части его личности. Это ухудшало трудности Роджера в обучении и ослабляло его способность усваивать отличные и полезные предметы».
Любовь к психоанализу и удивление перед психологической реальностью, нашедшие выражение в словах, позволивших узреть, как саму аналитическую работу, так и психологический мир, – наверняка, может послужить одним из ответов на вопросец, что так увлекает читающих Мельтцера в его работах, соединяющих внутри себя психоанализ, философию и поэзию.
Meltzer D. (2000) A review of my writings.
Meltzer, D., & Harris Williams, M. (1988a). The Apprehension of Beauty.
Мамычева Диана Ивановна