Моя сложность, которую удалось проработать в рамках терапии – это дела с отпрыском.
До 14 лет о отпрыску я слышала лишь не плохое от тех людей, кто с ним работал, от родных и друзей. В 15 он поступил в институт и уехал обучаться в дальний Сибирский город: сам добрался, прошел предварительные курсы, поступил, устроится в общежитие. Я выдохнула, представив картину светлого грядущего: окончание института, поступление в Институт, не плохая работа, все – отпрыск вырос. Я – не плохая мать.
Прошло три месяца опосля начала учебы. Мне звонит куратор и гласит: «Ваш отпрыск не посещает занятия, курит, нарушает порядок». Сердечко замерло в этот момент. Такового представить для себя я не могла. Жуть какая-то, что вышло?
В таковой тревоге я пребывала недельку, пока не позвонил отпрыск и не произнес, что ему вышыбли фронтальные зубы. В этот денек я работала и от приобретенной инфы, видимо, поменялась в лице, поэтому что коллеги спросили, что случилось. Я не соображала, что созодать. Посодействовала фраза одной из коллег: «Если б с моим отпрыском такое случилось, я сходу бы выехала на пространство».
За полчаса я решила все вопросцы на работе, купила билет и оказалась в дороге на Новосибирск.
Когда увидела отпрыска, пережила очередной шок: лысый, без зубов, разит сигаретами, худенький, в общем, уголовник. Видимо шок был таковой силы, что я не смогла произнесла не 1-го слова, выкатив глаза, лишь смотрела, опасаясь разрыдаться. В этот момент ощутила собственный глобальный провал, типа «нехорошая мама», ужас за жизнь отпрыска и кошмар от того, что увидела. Кошмар продолжал нарастать, когда зашла в комнату, а там гора окурков прямо на окне при отсутствии товаров. В этот денек мы длительно посиживали в кафе и говорили. Помню свое волнение перед тем, как начать разговор, как донести свои чувства и мысли, не разругаться и не разрыдаться.
Невзирая на то, что отпрыск возвратился в школу, тревога оставалась и я уговорила обратиться за консультацию к Ричарду. Ведь я желала самого наилучшего и делала самое наилучшее с моей точки зрения: учителя, кружки, здоровое питание и т.д. Помню несколько моментов во время встречи, которые стали для меня открытием.
Я не уважаю собственного отпрыска. Не доверяю его выбору, не позволяю принимать решения, защищаю от ошибок, невзирая на то, что много делаю. Мое убеждение: «Я понимаю, как лучше все создать» сыграло злую роль.Я не успела увидеть, что отпрыск вырос и перестроиться, поменять отношение к нему.Я сама нахожусь в позиции малыша и не могу твердо и уверенно сказать: «Нет», если мне не нравится.Я нахожусь в позиции «жертвы», условно «спасая», делая то, что меня не требуют, позже сама же обижаюсь.
Смысл работы с нами состоял в том, чтоб осознать, что отпрыск вырос, ему пора отделяться и строить свою жизнь, а мне пора его отпустить.
Для того, чтоб до нас дошла эта мысль, Ричард вымыслил испытание.
Он связал нас 2 метровой веревкой, объяснив, что это старый обряд, который поможет решить делему. По первому предписанию обряд был должен продлиться два денька. В итоге с веревкой мы проходили 5 дней.
В 1-ый денек нам не все понравилось, но было любопытно и даже забавно. Мы ожидали друг дружку у туалета, спали на примыкающих кроватях, прогуливались совместно на мои занятия, к его подружкам и в его курилку (это мне совершенно не нравилось). Я желала купаться в море, но плавала у берега, потому что он не желал, а на двух-метровой веревке далековато не уплывешь. Полезность первого денька заключалась в том, что мы пожили жизнью друг дружку, стали поближе и научились договариваться.
Через два денька ситуация накалилась: мы уже не могли вытерпеть друг дружку, мы терпеть не могли уже это опыт, друг дружку и тех, кто был рядом. Отпрыск начал браниться и материться, я вытерпела из крайних сил. Почему – то было постыдно показать на людях, что мы больше не можем. Снутри все разрывалось на части и неистовствовало, а снаружи я старалась смотреться благопристойно. Держать «маску». Хотелось порвать эту злополучную веревку, которая связывала нас и не давала заниматься тем, что нравиться, жить своими интересами и собственной жизнью. Хотелось плакать от безысходности и нашего слияния.
Мы уже оба желали все закончить и умоляли Ричарда нас развязать, поэтому что уже нестерпимо. Но он так хитро уверял нас, что заслуга за наши тесты ожидает в конце, что там решение трудности, что веревка лишь показывает то, что происходит по сути и если ее разрезать просто так, то все остается как и раньше. Отпрыск, к слову, получил задания испытывать маму: браниться, вести себя отвратно, возмущаться. Со своим заданием он справлялся удачно, потому вопросец заключался во мне.
Наше терпение лопнуло через 5 дней. Но это был уже не попросту псих. Это было осознанное решение. Отпрыск просто снял веревку и мы пришли к Ричарду совместно. Крайняя консультация была в особенности трогательная.
Оказывается, секрет заключался в том, что мы должны были совместно прочуять то, что когда я вмешиваюсь в жизнь отпрыска и решаю за него трудности, а он повсевременно делает ситуации, в каких нужно мое вмешательство, то мы оба не живем собственной Жизнью и не позволяем другому жить собственной Жизнью. Выходит замкнутый круг страданий, обвинений, спасений, выяснений отношений.
Опосля того, как мы разъехались, я выдохнула. Какое, оказывается счастье жить собственной Жизнью и знать, что у отпрыска все отлично. Дозволить ему совершать свои собственные ошибки и находить новейшие решения заморочек. Нам обоим двигаться к достижению собственных целей и заниматься тем, что любопытно.
Опосля истории с веревкой я в конце концов увидела, что он вырос. Мое отношение к отпрыску поменялось снутри меня. Опосля этого я спрашивала: «Отпрыск, для тебя нужна моя помощь?». На что отпрыск отвечал: «Мам, я справлюсь» либо «Мать, молись».
По моему убеждению, материнская молитва, вера и почтение – это то, что по-настоящему необходимо нашим детям.
Морозова Анна Степановна