Теплый Мох.
Предвосхищение депрессивного состояния.
Целью работы является разглядеть механизм происхождения депрессивного состояния, а так же разглядеть некоторые отличия депрессивного состояния от меланхоличного. В данной статье понятие меланхолия будет рассматриваться с позиции преддверия депрессивного состояния. Интерпретация термина депрессия различается зависимо от того, кто и перед кем употребляет этот термин. Психиатры, психологи, обыкновенные люди, для всякого взор на депрессию будет своим. Для обыденного человека депрессивное состояние может казаться не страшнее чем насморк. Сиим термином человек может воспользоваться, когда ему просто скучновато, тогда как психологи и психиатры лицезреют суровую делему в данном состоянии. Но, невзирая на один взор в вопросце о формулировке, у этих 2-ух специальностей могут случиться разногласия в плане процесса исцеления.
Поначалу теряешь инициативу и мотивацию,
а позже наросший на для тебя мох
начинает казаться тёплым,
домашним и комфортным.
(с).
Введение
При разговоре о депрессии нужно осознавать с чьей стороны мы рассматриваем это понятие. Определение может различаться, и это принципиально учесть. Клиент может расслабленно поведать, что у него депрессия, хотя на самом деле оказывается, что ему просто обидно. Слово депрессия для людей перевоплотился в понятие, выражающее некоторое состояние, при котором они не получают наслаждения от жизни. На данный момент словом депрессия обозначают фактически хоть какое состояние, когда человек не выражает радости.
Говоря о депрессии с медицинской точки зрения, мы опираемся на три главных и 10 доп симптомов.
1)Депрессивная триада:
1.1 Понижение чувственного фона (тоска, разочарование, безысходность, чувство утраты).
1.2 Двигательная заторможенность (неповоротливость, медлительность и скованность движений).
1.3Снижение психологической активности (усугубляется восприятие и запоминание инфы).
2) Доп симптомы:
2.1 Завышенная утомляемость
2.2 Понижение концентрации внимания
2.3 Сужение интересов и возможности испытывать наслаждение
2.4 Нарушения сна и аппетита
2.5 Понижение полового влечения
2.6 Мрачное, пессимистическое видение грядущего
2.7 Понижение самооценки и убежденности внутри себя, идеи виновности
2.8 Суицидальные мысли, намерения, пробы.
Для определения депрессии нужно наличие минимум 2-ух пт депрессивной триады и минимум 3-х доп симптомов. Но необходимо осознавать, что клиент быстрее всего скажет, что все симптомы у него есть. Потому принципиально проводить всесторонний опрос, а основное выяснить продолжительность нахождения в таком состоянии, ведь клиент может поведать, что симптомы у него возникают раз в год. Катастрофа человека, который пребывает в депрессии, состоит в том, что он сам не может осознать, почему у него такое состояние. Он остро реагирует на очевидно незначимые происшествия в жизни, хоть какой пустяк приводит его в угнетение, и основное, он сам осознает, что это мелочи жизни.
Происшествия рутинной жизни также ухудшают состояние.
Часть 1
Главными жалобами, страдающих депрессией, являются чувства безнадежности и отчаяния. Такие же чувства испытывает человек, переживающий горе. Но человек в депрессии не осознает, о чем горюет.
З. Фрейд гласил, что депрессия — это переживание досрочной утраты, отправляющее нас на поиски корней, в детство. Как и огромное количество остальных заморочек, депрессия способна черпать силы из детского времени человека, наиболее того, депрессия не столько черпает силы, сколько сама психика старается поддерживать «актуальность» старенькой препядствия в надежде на её решение[1].
Делая упор на психоаналитическую теорию детского развития, мы лицезреем, что люди могут фиксироваться на той стадии развития, на которой и вышло лишение некоторого принципиального ресурса, или этого ресурса было чрезмерное количество, что привело к избалованности. Неважно какая фиксация почаще всего связана с мощным чувственным потрясением и чем посильнее эмоциональное потрясение, тем прочнее память действия. Представим, на каком-то моменте происходит неожиданное лишение, как к примеру, отнятие от груди либо раннюю фрустрацию[2]. Для малеханького малыша это мощный шок, который он не способен вынести, и для пробы совладать с ситуацией психика применяет различного рода защитные механизмы. Начальный заряд быть может гибельным для психики малыша, потому тревогу нужно понизить. Как это создать? Тревога начинает проходить ряд конфигураций, чтобы минимизировать свои разрушительные функции.
У малыша опосля рождения есть только одна принципиальная задачка — выжить. Он припоминает чистую флэш-карту с базисными функциями, все другое он должен получить от родителей, а позже протестировать приобретенное в мире и вывести себе собственный стиль поведения и реакции на окружающую среду. Предки для малыша — источники всех благ и сохранности, также первичная модель поведения, которые своими действиям отвечают на вопросец: «как и каким методом реагировать на мир». На ранешних шагах развития ребенок осознает, что предки также могут быть небезопасны как мир, но с угрозой мира эти же самые предки могут совладать лучше, потому их необходимо слушаться. Ребёнок готов оправдывать поступки родителей по отношению к нему, создавая правила поведения методом проб и ошибок, также учась без помощи других управляться со своими тревогами перед миром. Но можетслучиться так, что предки не приходят на помощь, тем, не создавая приятного примера, как управляться с тревожными ситуациями, наиболее того, предки считают, что ребенок должен сам вывести формулу решения заморочек. С одной стороны таковая позиция может показаться верной, но все зависит от возраста малыша. Отсюда могут вытекать препядствия брошенности и недоверия к миру, что потом может подтверждаться разными актуальными ситуациями, подпитывая детское чувство слабости. Ребенок, застревая в этом чувстве, даже по прошествии 30 и наиболее лет продолжает страшиться мира.
Для того чтоб тревога и ужас не разрушали детскую психику, нужно её как-то приспособить к действительности, выработать правила поведения, следуя которым, тревога не будет иметь мощного действия. Образно говоря, можно представить, что тревога покрывается слоем правил, которые уменьшают её воздействия. Другими словами некоторая часть волнения адаптируется под действительность, общая тревога понижает своё действие, но также продолжает его, что приводит к повторению процесса. И так происходит до применимого уровня, с которым можно жить. Идёт процесс скопления познаний и опыта. Неувязка помещается в мультислойный кокон, прослойки которого — это правила и механизмы сдерживания. Но это не значит, что человек не будет чувствовать делему. Неувязка остается, различного рода защитные механизмы только понижают воздействие данной для нас волнения для обычного функционирования человека в мире. Неувязка продолжает влиять на человека через разный ассоциативный ряд, встречающийся на пути. О этом молвят рассказы людей о непонятных волнениях в тех либо других ситуациях либо неясно откуда показавшуюся тревогу. Обстоятельств непонятных волнений быть может много (запах, звук, цвет и т. д.), которые косвенно, могут припоминать о каких-то событиях, и это необязательно будет соединено с детскими переживаниями.
Пример: девченка, желающая полюбить весь мир.
Девченка-подросток заикается, любит петь, но во время пения заикание теряется. Поведение приреканий не вызывает, не плохая послушливая девченка, старается создать всё верно и отлично. Её мечта, чтоб все себя ощущали замечательно, очень расстраивается, если такое не происходит. В школе постоянно ведет себя приветливо, но ночами нередко пробует сдерживать слезы (по её рассказам). По расспросам не осознает почему, гласит, от перенапряжения. Нередко ей кажется, что если человек печалится, это из-за неё. Ярчайших чувств не проявляет, невзирая на положительный вид, гласит, что не разрешает для себя это созодать, т.к это собственного рода эгоизм. Ей трудно гласить о для себя, будто бы собственное «Я» для неё некординально по сопоставлению с иными людьми. Находится мощная тревога создать что-то не так, перед мамой имеется чувство вины. Но в детстве никаких суровых трагедий не было (по рассказам), лишь с ранешнего юношества ей внушали, что она обязана быть неплохой, послушливой и комфортной.
Ведает, что она ощущает вину, что не может осознать эмоции матери и угадать, когда ей нужна помощь. В процессе работы, была одна изюминка, она повсевременно стремилась извиниться за каждое своё действие, которое по её воззрению обязано было принести некое разочарование.
В процессе работы с внутренними видами было найдено много железных вещей, как проекция её чувств, все эмоции были помещены в шар, к которому был запрет доступа. Кроме этого, был найден выход на твердые директивы, которые не дозволяли выражать эмоции. По её рассказам она начала стараться сдерживать себя приблизительно с 5 лет, в 10 лет начала заикаться.
На вопросец: «как ты себя будешь ощущать, если позволишь для себя выражать эмоциина 10%?», точного ответа дано не было. На все вопросцы про эмоции она пробовала уйти.
На вопросец: «что бы ты желала себе?», она ответила, что она желает создать мир лучше, но при всем этом, создать это так, чтоб её не увидели.
Выходит, что она желает быть полезным приложением, которое работает фоном. Кое-где снутри стоит мощный запрет на проявление себя, невзирая на то, что она занимается музыкой и не один раз была на сцене.
Окончательного результата как такого нет, поэтому что работа длится, но ясно одно, что образовавшаяся тревога в детстве под воздействием установок перевоплотился в желание создать всех счастливыми. Но быстрее всего это желание ориентировано конкретно на мама девченки, т.к. лишь в историях связанными с мамой можно было увидеть тревожность и обиду на себя. Помощь остальным людям можно разглядывать как помощь для себя, чтоб не утопнуть в пораженческих идей, что она не может предвидеть эмоции матери и спасти её от заморочек.
Не считая этого часть заряда ребенок может перенести на мама, используя её как контейнер, но для малыша это быть может небезопасно, т. к. мама является источником всех благ, и у малыша может появиться ужас утраты этих благ. Из-за чувства слабости он обязан полагаться на родителей, для которых мир не таковой тревожный и агрессивный. Для немощного малыша предки стают богами: мама, дающая тепло, любовь, ласку, пищу, защиту. Отец как знак стабильности. От их он получает правила, нормы, различного рода механизмы, которые помогают ему совладать с миром. Проще говоря, предки демонстрируют ребенку, как необходимо обращаться с миром, чтоб он не казался таковым небезопасным. Но это исходя из убеждений безупречного взора. В реальности мир малыша может начать рушится уже на первых месяцах жизни. Возьмем ситуацию, когда мама не в состоянии по тем либо другим причинам находиться рядом и не может успокоить малыша, т. е. не может обеспечить ему защиту, считая его волнения маловажными, или не успевает это созодать по иным беспристрастным причинам. Отсутствие мамы в принципиальных моментах для малыша может привести формированию чувства незащищенности. Даже незначимые ситуации, которые взрослые не воспринимают, могут вызвать у малыша чувства волнения. Причина этого в том, что ребенок находится в состоянии легкого напряжения от новизны вокруг него, с которой он не понимает, что созодать, и показать ответ на этот вопросец должны предки. Если же предки не управляются с созданием чувства предсказуемости для малыша (возникновение по просьбе), то мир в очах малыша становится агрессивным, несправедливым, ужасным и т.д. И на данной для нас базе формируется подсознательное недоверие к миру. Неспособность противостоять этому миру на ранешних шагах приводит к понижению самооценки и чувства себя слабеньким и бесполезным.
«Карен Хорни именовала это базальной опаской (от греческого basal – главный). Тревога становится частью личности и окрашивает восприятие мира в самые сумрачные тона, являясь ядром, вокруг которого формируется депрессия.[3]»
Кроме этого недозволено исключать тревожность самой мамы, которая способна усилить тревогу малыша, подтверждая его опаски. Также тревожная мама, чтобы обезопасить малыша от препядствия, начинает его чрезвычайно опекать, лишая его устройств адаптации к миру. В этом случае ребенок обязан стать дезадаптивным эгоистом.
Говоря о дезадаптивном эгоизме, имеется виду неспособность малыша влиять на мир, не считая как через родителей, из-за отсутствия в арсенале остальных поведенческих устройств, не считая совершенствования управления родителями. В этом случае ребенок может выражать злость по отношению к родителям как метод управления ими и заслуги целей, также как метод совладать с опаской от чувства «холодности» наружной среды, если ему кажется, что предки не управляются с функцией сохранности, также от мыслей о погибели родителей (такие мысли изредка выражаются вслух, наиболее того — такие мысли прячутся глубоко в подсознании). В случае погибели родителей может наступить утрата смысла жизни, и на этом фоне наступить депрессивное состояние из-за невозможности без помощи других управляться с неуввязками наружного мира.
Но у дезодаптивного эгоизма есть и иной вариант, когда предки подавили у малыша все адаптивные механизмы, также воспретили выражать злость, в этом случае формируются остальные методы действия на родителей, такие как подчинение с переносом отрицательных эмоций на себя.
З. Фрейд отметил, что депрессивные люди свою отрицательную энергию направляют на самих себя и терпеть не могут себя за это. Можно узреть, как некие люди пробуют причинить для себя боль (садизм, деяния против самого себя). Депрессивные люди направляют собственный гнев внутрь, отрицая все отличные поступки, совершенные ими, и возвеличивая любой отрицательный, мучаясь, потом, от совершенного ими «греха»[4]. Но несмотря на состояние, депрессивные люди способны нормально работать, наиболее того, способны даже нравиться иным. Схожий феномен разъясняется действием перенаправления ненависти и критицизма, поступающих снаружи, внутрь, стараясь казаться хорошим и благородным к людям и их недочетам. Потому что депрессивные люди сначала винят себя, то остальные остаются непогрешимыми, а препядствия связывают лишь с собой, и при желании сохранить дела могут применять механизм защиты как избегание всякой негативной инфы о другом человеке. Кроме этого, слыша положительные отзывы от другого человека, депрессивные люди могут не принимать эти слова и поглубже погружаться в себя, считая другого человека неплохим, а себя недостойным похвалы.
Из всего этого мы может вывести, что кроме запрета на злость к родителям, депрессивные люди получают запрет «на себя». Потом что депрессивная личность ожидает, пока ей даст разрешение на какую-либо активность«нужныйзначимый» человек. Отсюда и проистекает неверие в слова остальных, т. к. оценку должен отдать тот, кто отдал запрет, и все поступки совершаются для него, но, видя, что положительная реакция отсутствует, все положительные моменты минусуются. Проще говоря, это попытка заслужить любовь важного человека.
Некие предки дают собственному ребенку установку, что он может заслужить любовь, лишь если будет показывать свои заслуги, лишь если он будет достоин восхищения. Такие малыши часто добиваются умопомрачительных фурроров, чтоб заслужить любовь собственных родителей. Катастрофа такового малыша состоит в том, что невзирая на все свои заслуги, он не получает любовь, поэтому что родитель, обещавший любовь, не умеет обожать.
Есть увлекательный аспект у малышей, чьи предки были чувственно холодны либо не сделали чувство сохранности перед миром. Снова же мы говорим про тех малышей, у каких выслеживаются депрессивные черты, мы не берем любой вариант, или индивидуальности нрава. Такие малыши не винят собственных родителей, что логично, т.к. всё их недовольство ориентировано на себя самих. Чтоб выжить, ребенку приходится выдумывать без помощи других безупречных родителей, для этого и нужно переносить гнев на себя. Ребёнок цепляется за любой положительный отклик родителей, даже если сам ребенок в этом отклике участвует косвенно. Всё делается для того, чтоб хоть как-то не кануть в угнетение. Потом для малыша целью становится заслужить любовь и родительское внимание. Ребёнок начинает вкладывать в их большущее количество ресурсов, ждя отклика, и в конце концов вносит столько, что предки стают сверхценными. Дальше ребенок, уже, будучи взрослым, неспособен отпустить идею получения поощрения от родителей. И даже если предки поменялись, постарели либо погибли, для внутреннего мира малыша они не поменялись, и этот же небольшой ребенок продолжает ожидать похвалы от тех же самых родителей, из того периода, где произошла фиксация. Слушая депрессивного человека, можно увидеть, что у того нет мощного негатива к родителям, предки остаются таковыми, какими ребенок сделал их в собственной голове. Разидеализировать родителей значит повстречаться с беспомощностью перед миром, а значить подвергнуть себя угрозы. Опять уточним, что с прохладным миром встречается не взрослый человек, а ребенок, который находится снутри, под оболочками безупречных родителей, также норм и правил, которые были сделаны для понижения интенсивности импульса.
Но кажется, что никто не воспрещает самому восполнить пробел (отыскать либо воспитать новейшие механизмы действия на мир, забрать право оценивать себя либо решать за себя и т.д.). Но если исходить из позиции, что мозг самый «ленивый» орган в человеке из-за его любви к шаблонным поведениям для сохранения энергии, выходит, что он не лицезреет причину для сотворения новейших адаптивных устройств, т. к. старенькый мир привычен и понятен, даже если этот мир время от времени приносит препядствия[6]. Мозг выработал механизмы (привычки) и правила на их, по которым живет человек. На создание чего-то новейшего нужно выделять ресурсы, а это не дешевое дело. Кроме этого нежелание создавать что-то новое обосновано ужасами и неуверенностью, что делает ещё огромную трату ресурсов. Незачем создавать что-то новое, когда старенькое ещё работает, т. е. не формируется понятие «для чего». Для чего создавать что-то новое, если непонятно поможет оно либо нет, если старенькые схемы привычны.
Есть ещё одна возможность, почему не образуются, или образуются с трудом, новейшие механизмы адаптации и приспособления. Мысль о том, что мир небезопасен, порождает волнения защитного нрава и выходит, что психика заместо разработки устройств заслуги, вносит ресурсы в механизмы избегания. Означает, задачка стоит не в развитии и совершенствовании, а в защите себя от негативного импульса и всего того, что соединено с ним. Выходит, что механизмы, если и создаются, то защитные, если такового не происходит, то идет процесс укрепления либо улучшение старенькых. Это можно проследить по такому процессу, как убеждение себя в чем либо и доказательство в корректности собственных взглядов, если действия соответствуют идеям о для себя, мире либо окружающих. Выходит личность находится в неизменной обороне.
Было упомянуто, что депрессия черпает свою силу из юношества, но её дебют может появиться в любом возрасте. Ворачиваясь к идее о минимизации первичного импульса, с которым психике трудно совладать, и ей приходится создавать барьеры вокруг него, мы получаем процесс забывания травмирующего момента. Но травмирующий импульс никуда не уходит, он видоизменяется и подстраивается под жизнь. Также мы не исключаем воздействия первых 10 лет жизни, когда формируется стержень личности и миропонимание, и данный импульс будет влиять на развитие личности.
И ещё одной предпосылкой, почему человеку трудно без помощи других сделать новейшие механизмы адаптации, чтоб совладать стой же депрессией, как раз и являются мощные установки на запреты и вера в эти запреты. Мозг также опирается на запреты, следуя им, старается не отклоняться от их.
Если с ранешнего юношества был поставлен запрет на выражение отрицательных эмоций на какие-либо деяния родителей, то вся злость будет интроецирована, тем подпитывая идеи, которые потом способны привести к депрессии (ненужности, холодности мира, слабости и т. д.), происходит эффект скопления. В наиболее старшем возрасте это может вылиться в неуверенность внутри себя, недовольстве собой, самообвинении и аутоагрессии, также в разные формы психосоматики.
Скорее всего на фоне деструктивного дела к для себя у человека развивается желание умереть либо инстинкт погибели, как указал З. Фрейд:
«Инстинкт Погибели либо Танатос совсем разделен от либидо и практически представляет внутреннюю деструктивность и злость, направленную сначала против себя. В то время как инстинкт Жизни является созидательным, инстинкт Погибели — это та сила, работа которой повсевременно ориентирована к погибели и, в конечном счете, на возвращение к начальному неорганическому состоянию полной свободы от напряжения либо усилия. Назойливое повторение, проявляющееся в боевых снах боец в форме циклических сновидений о определенных травматических инцидентах, было признано связанным с тенденцией инстинкта погибели ворачиваться к наиболее ранешным состояниям. Так как направленная внутрь злость, независимо от ее источника, представляет опасность для индивидума, возникает неизменная необходимость биться с ней таковым образом, чтоб создать ее наименее деструктивной по отношению к нему, что быть может изготовлено одним либо 2-мя методами: средством ее эротизации, другими словами средством соединения ее с либидо, вследствие что она может принять форму садизма либо мазохизма (сексапильных перверсий, в каких соединены секс и злость), либо же средством направления ее вовне и перевоплощения в злость против остальных.[5]»
Но желание умереть не является социально одобряемой позицией, потому, чтоб удовлетворить два запроса (личностный и соц), инстинкт может трансформироваться в любовь к экстремальным видам спорта, где шанс лишиться жизни выше. Кроме этого, экстремальный вид спорта можно сопоставить в некотором роде с проявлением мазохизма, где человек всякий раз подвергает себя угрозы и испытывает на крепкость.
Часть 2
Работая с депрессивными людьми, читая про их, можно услышать один момент, который нередко повторяется: «чувство пустоты». Это чувство возникает из-за изоляции аффектов либо отвержение эмоций, связанные с нехорошим импульсом, образовавшимся в каком-то периоде жизни. В это время мазохистические проявления дают человеку возможность хоть что-либо ощутить.
Невзирая на то, что депрессивный дебют может настать в любом возрасте, своё начало он всё-таки берет из юношества, недозволено не затронуть роль родителей в этом процессе. В итоге некоторого пренебрежительного дела к эмоциям малыша, предки передают идея о его неважности, убеждая себя, что слезы малыша не заслуживают внимания (поплачет — успокоится). Но нужно уточнить, что схожая трансляция обязана быть на неизменной базе.
Невзирая на все вышеупомянутое, даже при наличии прохладных родителей и некоторого лишения в детстве, депрессивного дебюта может не наступить, потому что во время рассмотрения вероятного начала депрессии мы не опираемся на две принципиальные переменные, — нрав личности и условия среды. Условия среды средством разных ситуаций могут сформировать в личности разные адаптивные и защитные механизмы, что в свою очередь может привести к полному либо частичному решению препядствия. К примеру, встреча с лицами, через которых можно проработать некоторые трудности, или на чьём-то примере вывести себе некоторые умозаключения, применение которых также ослабит воздействие стрессовой ситуации.
Потому, ворачиваясь к началу, необходимо осознавать какие конкретно состояния человек обозначает депрессией. При расспросе человек может расслабленно указать, что все симптомы у него есть. Но его состояние не похоже полностью на горе либо печаль в традиционном их осознании, где можно уследить причину.
Печаль – это естественное чувство человека, вызываемое драматическими событиями в жизни. В российском языке еще есть наиболее выразительное для этого слово – горе.
Потому в данной статье предлагаю именовать состояние, которое не похоже на депрессию, меланхолией.
Делая упор на литературные источники, мы знаем, что понятие меланхолия является устаревшим термином, обозначающий депрессию. Делая упор на рассказы людей, страдающих депрессией, можно увидеть образы, связанные с пустотой и чувством безнадеги, при этом основной аспект заключается в всепостоянстве этого чувства. По определениям меланхолия походит на депрессивное состояние. Различия можно увидеть в некоторых мелочах. К примеру, говоря о депрессии, мы подразумеваем некоторую утрату, вследствие что мир обесценивается. При меланхолии можно увидеть самостоятельное отречение от любви под воздействием некоторых причин. Но человек продолжает её поиски, т. к. желание любви остается, но находится ужас обожать самому. Выходит, что если при депрессии некоторая движущая сила начинает гаснуть под воздействием обесценивания, то при меланхолии движение вперед находится, но довлеют ужасы. Человек отторгает любовь как частичку себя, что приводит к мысли о наличии снутри компонент, которые опустошаются, но держат личность и способны заполниться в отличии от депрессивного состояния и чувства пустоты, где рушится всё.
Но есть догадки, что меланхолическое состояние может перейти в депрессивное, потому меланхолию можно именовать некоторым преддверием депрессивного состояния. Рассматривая меланхолию как начало пути, можно проследить на каком шаге человек перебегает черту.
Разглядим пример, где недозволено указать наличие депрессии у человека, но состояние можно именовать меланхолией. Сам процесс работы я не стану представлять, но желаю поделиться некоторыми фрагментами из работы, которые могут указывать на некоторый переход из 1-го состояния в другое.
Боец 0
Данная консультация происходила в армии, в перерывах меж службой и отбоем. Боец, 20 два года, настроение ровненькое, поведение отстраненное, ярчайших чувств не проявлял, старался находиться поодаль от группы, нередко был с книгой. Не достаточно с кем общался, но на контакт постоянно шел.
По его словам, опосля института он ощутил некоторую пустоту снутри, старенькые утехи не помогали, вокруг сделалось будто бы всё картонное. Потому когда пришла повестка, он не стал удирать, для него армия стала местом, где можно поразмыслить. Он именовал это побегом.
Потому что в армии все упорядочено, то, думаю, в его словах был смысл, ведь все деяния и расписания были доведены фактически до автоматизма, потому заместо того, чтоб размышлять, как поступить и что созодать, можно уйти в себя и поразмышлять над неуввязками. В армии просто необходимо делать команды, а в перерывах меж командами, или наобум выполняешь задания, или размышляешь.
От что он бежал, он сам не осознавал, всё было отлично. И чем больше он размышлял, тем больше ему чудилось, что он погружается куда-то вглубь, и будто бы всё теряло краски. Через полгода он увидел, что всё сделалось глупо.
В процессе общения он поведал один вариант на стрельбище, когда он лежал с автоматом, то признался, что желает «выстрельнуть» для себя в голову. Никто не успеет приостановить, и глупое существование закончиться, но в тоже время он сообразил парадоксальную вещь, что даже стрелять глупо. Выходит психика погрузилась до такового дна, когда активность поддерживалась командами снаружи, а мир так обесценился, что даже процесс ухода из жизни также казался никчемным. Хотелось просто лежать и не шевелиться.
Он помнил состояние, когда ничего не хотелось созодать, это происходило, когда он приезжал на дачу, а там не было тех, с кем он обычно играл, и весь месяц он просто лежал на кровати и выходил только поесть и в туалет.
Но самое увлекательное, когда он сообразил, что даже пуля в голову является глупым, он ощутил, что будто бы оттолкнулся от дна. Опосля этого действия мы стали с ним работать.
Думаю, в этом случае можно усмотреть момент, что суицид всё-таки вышло, но вышло в голове у бойца, процессы, протекаемые в безотчетном, так резвы, что их трудно отследить. Часто ответ мы знаем практически через долю секунды, иной вопросец состоит в том, что нравится ли нам этот ответ либо нет. И оставшееся время мы думаем лишь над сиим: «подступает ли наш ответ под ситуацию либо нет».
В психике бойца была часть, которая желала умереть, которая являлась депрессивной частью. Может быть, окончание института не отдало хотимого, что и породило пустоту. Назовем последующее синдромом сероватой мышки. Когда ребенку навязывают правила и установки, также запреты, чтоб эта пирамида не рассыпалась, и ребенок мог работать, ему дают смысл (обещание: если выдержишь, будет для тебя счастье, будешь отлично обучаться – получишь всё, что хочешь). Опосля окончания учебы перед ребенком пустота, а предки молвят, что это всё тебе. Ребёнок осознает, что все лишения ни к чему не привели, и происходит два варианта развития событий:
1.Ребенок опускает руки, понимая, что предки околпачили, как жить в мире непонятно, т. к. пока остальные постигали правила, как жить в мире, ребенок лишь обучался.
2.Ребёнок применяет пробы нагнать упущенное, т. е. срывается во всё тяжкие.
В этом случае пришло 1-ое состояние, учеба завершена, что созодать далее непонятно, т. к. было ожидание, что не будет такового разрыва в процессе. Наступил ужас перед миром и чувство слабости.
Опосля мысли о самоубийстве произошла символическая погибель некоторой части, что, видимо, вызволило силы для преодоления этого состояния.
Почему недозволено именовать этот пример депрессивным состоянием? Как мне думается, по наличию некоторых устройств саморегуляции. Уход в армию он именовал побегом, но побегом ли это было, или уход в среду, где время будто бы замирало, что давало возможность отыскать выход из препядствия. Позже понимание того, что суицид никчемное занятие, а позже возврат вспять, как некоторое феноминальное разрешение ситуации. Не является ли это безотчетным самоспасением? Тогда это недозволено именовать депрессией, если человек даже на таком глубочайшем уровне борется с неувязкой.
Можно представить, что в жизни этого бойца было много обещаний, которым он поверил и ожидал их реализации, но в то же время снутри развивалась и иная сторона, которая была готова к некоторым невзгодам, но большее количество ресурсов вкладывалось в первую часть, а опосля её смерти, ресурс перебежал ко 2-ой. Если же мы берем идею о депрессии, то как осознать, откуда взялась иная часть, которая высвободилась к моменту понимания бессмысленности, она также обязана была пропасть и может быть бы пропала, если б боец не очутился в армии, или не сделал такое символическое убийство, оставив депрессивный компонент на месте, который потом мог подарить адаптивную часть.
Заключение
Выходит, при депрессии происходит постепенное отключение человека от жизни, это состояние смирения, когда человек верно уверовал в то, что он больше тут не нужен, меланхолия же, при все собственной похожести, больше припоминает режим экономии энергии, когда только часть не понимает, для что необходимо оставаться и оставляет от себя только то, что будет поддерживать жизнь и вид включенности в общество. Меланхолию можно отнести больше к процессу перезагрузки и принятию решения, как жить далее. Депрессия же это принятое решение о уходе. Можно создать аккуратное предположение, что при депрессивном состоянии не был удачно пройден процесс сепарации, и большая часть личности осталась у важного человека, который в свою очередь или обесценил эту часть, или не принял. Это привело к чувству ненужности миру, где за образ мира выступает важная личность. И единственная попытка достигнуть внимания, это уйти, потому что жить плохой личностью нереально. При меланхолии, личность наиболее целостная, но части не имеют энергетической подпитки снаружи, другими словами некоторая двигательная часть имеется, но её должен кто-то подпитывать снаружи, сама личность это созодать не может. Лишаясь целей, мечт либо взглядов, личность остается обесточенной, но содержат внутри себя части, которые держат её на плаву. И при продолжительном нахождении в обесточенном состоянии, составляющие личности начинают разрушаться, и человек уходит в депрессивное состояние.
Литература
Фрейд Зигмунд. Печаль и меланхолия. — стр.221З.Фрейд. Введение в психоанализ. — 2009. — 416 с.Хорни К. Невротическая личность нашего времени. — М. : Академический проект, 2006. Стр 10.Зигмунд Фрейд Я и Оно. — стр 19.Фрейд З. На той стороне принципа наслаждения. Фрейд З. Психология безотчетного. Перевод с нем. А. М. Боковикова. — М., 2006 стр23.С.В. Савельев. Бедность мозга. — стр 8.
Калайда Денис Игоревич