Кот Ми был похож на леопарда: плавные движения, будто он постоянно танцевал внутри себя медленный танец, и часть этого танца выплескивалась наружу. Его глаза были светло-светло зелеными. Казалось, в воду на секунду обмакнули кисть с изумрудной краской, чтобы получить этот оттенок. Но сверху легкой зелени положили мощный слой белесого тумана, такого густого и клубящегося, что в нем можно было заблудиться. Как только кто-то входил в этот туман, его начинало шатать, и голова кружилась. Ко всему этому у кота Ми был мягкий и глубокий голос, ласковый, обволакивающий. Кот был факиром из главного города кошачьей страны. Он умел взглядом зажигать огонь, лечить раны и обращаться к духам предков, чтобы они приходили и разговаривали с кошками о том, о чем у них болело сердце. Ми иногда приезжал в разные города кошачьей страны, помогал котам излечиться от болезней или встретиться с предками.
Кошка Дика жила в Сером городе. Она была бездомной и дикой. Ее звали Дика, а иногда – Дичка. Кошка была нелогичной и непредсказуемой, но ей было очень уютно и понятно в своем отсутствии логики и предсказуемости. Дика несомненно старела, но как раз в этом ей было непонятно. Она ощущала себя котенком, молодой кошкой, кошкой вне времени, но не степенной кошачьей матроной. За спиной у Дики было много прожитых лет, вереница влюбленных в нее до смерти котов, шеренга котов, в которых до смерти была влюблена она, и несколько подрощенных котят. Дика всегда интересовалась разными тайнами: созвездиями, в которых узнавались небесные кошки и божества, волшебством, обращающим одни вещи в другие, общением с духами, которые могут ответить на самые главные вопросы. Это, конечно, совсем неудивительно, ведь один из Дикиных предков был сильным кошачьим магом – черным котом, которого боялись люди. Магия жила в крови Дички, бродила и не знала, что ей с самой собой делать.
Хоть кошке и не было понятно, как себя вести с годами, которые таяли, видимо, как раз таящие года сделали ее немного спокойнее. Раньше Дика до утра скакала по крышам, забиралась в самые недоступные колючие заросли, мяукала лунные песни в полнолуние, дралась в дворовых боях на равных с жестокими котами, заводила бурные романы. Теперь она стала тише, глубже, а ее магия, наоборот, звучала все громче и искала выход.
Когда Ми приехал в Серый город, Дика пошла посмотреть на его чудеса. И очень быстро забыла, зачем пришла. И вообще очень быстро все забыла, потому что не предполагала, что коты из мечты могут вот так запросто и изящно впрыгивать в реальную жизнь. А Ми был несомненно котом из ее мечты. В мечте он и должен был, по разумению Дики, оставаться. И вдруг — вот он рядом со своими преступно туманными глазами. И в лапах нет даже инструкции по выживанию, нет плана действий по срочному спасению и побегу из глазного тумана. Она не смогла спастись и убежать.
Дика влюбилась так, как никогда до этого. Она раньше влюблялась до смерти, а теперь это было сильнее, чем до смерти. А кот Ми, между тем, был котом вполне приличным и скромным, поэтому совершенно не понимал силу своих туманных глаз. И он не понял, что с Дикой, когда она, пошатываясь и не замечая окружающих, отходила от него.
Ми совершенно спокойно уехал в свой главный кошачий город. А кошка Дика стала пытаться жить. Она худела, чернела и опускалась в свою нелогичную сердцевину, скрываясь там от всех.
Когда же столичный факир приехал второй раз, и кошка сходила побыть с ним рядом, она поняла, что в ее крови вместе с магией поселилась любовь. Кошкина любовь росла очень быстро, заполняла все, колючила ее изнутри и дичала без присмотра. Дичка не могла сама с ней справиться, она была неуправляема и признавала только одного смотрителя – Ми. Но он об этом не догадывался.
Для начала, чтобы сделать хоть что-то, Дика умерла. Все же знают, что кошки могут умирать несколько раз, и потом снова спокойно продолжать жить. Дика решила, что она умрет и вместе с ней умрет ее любовь. Но любовь не умерла, а стала только крепче и колючее. Дичка пробовала петь с луной, убегать далеко за город в самые некошачьи места — там она валялась на заросших косматых полянах и выла, шерсть летела с нее клочьями, голос становился охрипшим, а горло болело.
Она пробовала есть и не есть, спать и не спать – ничего не действовало, любовь дичала и бурлила в ней и не находила выхода, как и магия.
А Ми стал приезжать в Серый город примерно раз в полгода. И Дика каждый раз ходила посмотреть на него и переброситься несколькими словечками. Со своей любовью она тоже начала разговаривать, как с отдельным существом. Просила ее: «Отпусти меня, пожалуйста, уйди». Но любовь ворочалась в ней, тихо рычала и не уходила. Или предлагала: «Стань поменьше, потеплее, помягче, стань домашней и прирученной». Но любовь продолжала расти. Совершенно не слушалась Дику, что с нее, дикой, взять.
Нельзя сказать, что дикая любовь всегда была злой и совсем не приносила кошке радости. Та боль, которой она изводила Дику в тоске по любимому, была соразмерна тому ликованию, которое заливало кошку в некоторые моменты. Так было всегда, когда приезжал факир. И еще несколько недель после его отъезда. Так было, когда он случайно прикасался к ней. Когда он говорил ей несколько слов или смотрел на нее своими зелено-туманными глазами. Она даже научилась справляться со своей дрожью и пошатываниями в его присутствии. Опытным путем Дика определила, что не нужно садиться слишком близко к коту и нельзя долго смотреть в его глаза, в этом случае она могла казаться вполне адекватной, несмотря на скачущую внутри дикую, сумасшедшую любовь.
Дика решила, что пришла пора пользоваться мыслетелеграфом, по которому коты связываются между собой. Для этого нужно было всего лишь сильно подумать о предполагаемом собеседнике, настроиться на его волну и вызвать его. Второй кот сразу же чувствовал это и отвечал или не отвечал по мыслетелеграфу, конечно же, мысленно.
Сильно подумать о Ми было не проблемой. Она и так о нем постоянно сильно думала. Также кошка постоянно была на его волне. Она сама не понимала, как это получалась, но она словно видела настроение Ми, его тревогу или его веселье, и верила, что так оно и есть – сейчас он ощущает именно это.
Вот вызвать его сначала было страшно. На это нужно было решиться. Любовь неслась по венам с космической скоростью и требовала назвать его имя, а страх дергал за веревочку сердце, и оно начинало мелко дрожать. Конечно, Дика решилась и тихо позвала. Ми ответил. Дика разговаривала с ним очень осторожно и будто бы отвлеченно. О погоде, о котятах, о работе факира. И он отвечал, сначала будто издалека, а потом чуть ближе.
Через три года такого кружения вокруг да около дикая любовь возопила в ее сердце: «Расскажи ему, что я есть! Мне нужно, чтобы он знал обо мне. Иначе я просто разорву тебя изнутри». Кошка знала, что так и будет – сердце уже не раз предупреждало ее об этом, а любовь продолжала расти, дичать и крепчать.
Дика и сама уже хотела быть с ним совсем искренней, хотя это очень страшно. Если ты искренен, ты становишься необычайно уязвимым и показываешь все свои самые незащищенные места. Тогда можно хорошо прицелиться и перекусить тебе вену там, где она очень тонка и подходит ближе всего к коже. И вся кровь вместе с любовью и магией выльется из тебя на землю. А ты останешься без крови, без любви, без магии. Быть искренним – это почти как быть смертником. Дику уже перестало это пугать, она решила быть обреченной на открытость с ним.
Дика вызвала Ми через мыслетелеграф и робко сказала ему, что у нее есть дикая любовь, которую он разбудил. Ми ответил быстро и неожиданно для кошки. Он сказал, что очень важно говорить о любви, прежде всего, важно для того, кто носит ее в себе, и добавил, что он рад, что кошка сказала это.
Тогда между ними случилось что-то новое и чудесное. Дика точно знала, что это новое чудесно. Оно было дневное и ночное, утреннее и вечернее, рассветное и закатное, теплое и горячее, цветное и дымчатое, нежное и мягкое, глубокое и широкое.
Несколько месяцев Ми и Дика говорили по мыслетелеграфу, почти не переставая. Говорили о том, зачем кошкам сердце, что оно может чувствовать слева, справа, внизу, вверху и – самое главное – в серединке, в сокровенной сердечной точечке, о которой не все догадываются. Говорили о том, зачем кошкам девять жизней и как можно прожить каждую из них. Говорили о стихах и книгах, попутно мысленно даря их друг другу. Говорили о той тоске, которую испытываешь, когда видишь теплый свет в чужих домах, а своего дома нет. Говорили о котятах, погоде, магии, усталости, мечтах, городах, дорогах. Говорили обо всем на свете.
И вот что удивительно – выяснилось, что у столичного факира и бездомной кошки очень много общего. Один из них начинал мысль, а второй продолжал теми же словами. Они звучали в унисон. И они чувствовали друг друга на расстоянии. Ощущали боль и радость другого, угадывали, что произошло за день.
Самое же главное, самое драгоценное, что происходило между ними – искренность. Они будто скинули с себя шкуры вместе со всеми условностями, сценариями, вбитыми с детства правилами, остались с обнаженными и незащищенными душами. Они были равны в страстной искренности. И, казалось, что оба за прошлую жизнь изголодались по ней.
Дика часто жила одновременно в двух мирах – реальном и сновидном. Второй был миром снов, фантазий, мечтаний, вдохновения — он нравился Дике больше, чем реальный мир. В мир повседневности кошка вступала, как в холодную осеннюю лужу: ей было мокро, зябко и не очень приятно в нем. Здесь она постоянно ежилась и отряхивала лапы. Теперь в разговорах с Ми она словно полностью переселилась в свой привычный сновидный мир. Неудивительно, ведь Ми пришел к ней из мечты. Дика пыталась найти в нем изъяны, смотреть на него под тем и другим, и третьим углом, поворачивая его перед глазами разными гранями, как алмаз. Он был безупречен.
Кошка проходила через это время, слегка пошатываясь, с блаженной улыбкой и идущей кругом головой, как тогда, когда она первый раз увидела Ми. Даже когда они не говорили, она продолжала их диалог мысленно, достраивая фразы за себя и ответы – за него. Дика нежилась в этом, терлась боками об это свершившееся чудо.
Дикая любовь удивленно присела на задние лапы и смотрела на происходившее лучившимися синими глазами, тихонько мурлыкала и больше не царапала Дику.
Когда он сказал, что снова приедет в Серый город, кошка немного растерялась и разволновалась – как теперь совместить эти два мира. Что делать, если в сновидном мире вы вместе прошли уже такой долгий путь, а в реальном виделись всего несколько раз? Оказалось, все не так сложно.
Ми приехал, и они впервые встретились не на его сеансе лечения и вызывании духов предков, а просто так — вдвоем, для себя. Случилось так, что времени на встречу было совсем мало – они только постояли на перроне перед поездом пятнадцать минут. А потом обнялись, и он уехал…
Но эти минуты Дика могла неотрывно смотреть в его чуть зеленоватые туманные глаза. И сновидность накладывалась на реальность. Реальность от этого рябилась, шла волнами, захлестывала все вокруг, и мир плыл, приобретал чудные формы, распадался и строился вновь. В голове у Дики, казалось, было еще несколько голов, и теперь уже каждая из них кружилась своим круженьем и в своем ритме – и это было совсем уж невообразимое круженье.
Дика шла в свою бездомность, натыкалась на деревья, других кошек, углы домов, киоски, бордюры. Шла счастливая, ликующая, поющая. В своем счастье вместе с присевшей на задние лапы дикой любовью она пробыла еще некоторое время.
Потом что-то изменилось в мыслетелеграфе и мире. Из мира стало медленно утекать чудо. Сначала по капле, а чуть позже – уже бурным потоком. В мире стало меркнуть солнце и пересыхать моря. Из мира уходил воздух.
Ми, который оборачивался на перроне на Дику одновременно с ней, Ми, который отправил Дике километры мыслефраз, Ми, который чувствовал ее и был незащищено искренен, Ми, который обнимал Дику из самого сердца, вдруг отошел куда-то в сторону. Теперь он выходил на связь редко и говорил кратко. Пока однажды совсем не замолчал.
Кошка оцепенела, а любовь вскочила на все четыре лапы, выгнула спину с вздыбившейся шерстью и страшно зашипела. Она выждала всего несколько секунд после того, как поняла, что Дике нечем дышать. Потом занесла лапу, выпустила когти и изо всех сил царапнула ее по сердцу — по самой серединке, по сокровенной сердечной точечке, оставив глубокий кровоточащий след. Любовь снова стремительно стала дичать.
Вот теперь было совсем невыносимо. Дика и не представляла, что может быть ТАК невыносимо. Невыносимость приправлялась горьким привкусом его бывшести в жизни. Теперь кошка не верила, что Ми писал ей, говорил с ней, обнимал ее. Чтобы удостовериться в том, что она не сошла с ума, Дика снова и снова открывала мыслетелеграф и перечитывала их мысленную переписку. Это было правдой и это больше не было правдой.
Дика снова худела, плакала, выла, молчала, носилась кругами. Она умерла еще несколько раз, израсходовав все свои смерти, кроме одной – последней. Она искала причины молчания Ми и изнывала от неизвестности. Она придумывала за него объяснения. Писала за него себе, звонила за него себе, даже приезжала за него к себе. Она выдумала все думы и вымечтала все мечты.
А дикая любовь дичала до совсем дикой дикости. Она сменила синий цвет глаз на черный. Она прыгала по венам, как сумасшедшая. И каждый раз, добравшись до кошкиного сердца, остервенело рвала его в клочья.
Так продолжалось много лет и зим, а, может быть, много столетий. Дика находилась словно в полусне, между реальностями, и ни в одной из них теперь ей не было места.
Но однажды между реальностями скрипнула дверь и прямо в голову Дики шагнул большой угольный кот с изумрудными глазами. Кошка пригляделась и вскрикнула от неожиданности – это был ее магический предок. Дед начал говорить без приветствий, спокойно и мягко:
— Здесь трудно все сочетать. И здесь нельзя ничего предполагать за другого. Ты хорошо знала лишь некоторые его части. Он стал тебе больше доверять и открыл другие свои лица. Они могут молчать, они могут быть злыми, они могут не замечать твоего страдания, могут ранить тебя. Ты готова принимать его всего? Или он нужен тебе усеченный, не целый? Дика, ты слилась с любовью, но забыла о своей силе. Ты не можешь понять некоторые его части, потому что и свои не знаешь полностью. Прими в себе все, стань целой, а потом разрушься по-настоящему. Тогда ты придешь…
Угольный кот посмотрел в глаза внучке долгим теплым взглядом и выпрыгнул из ее головы.
Дика была ошарашена и захлестнута с головой словами магического кота. Ей хотелось задать ему еще тысячу вопросов, попросить прояснений. Она мысленно спорила с предком, говорила, что это несправедливо – показывать другие части, не называя их, исчезать, молча, не рассказывать о своем решении насчет нее. Говорила, что готова принять их при условии наличия имени для них, они же не безымянные бродяги. Уверяла, что знает все свои части, и, конечно, принимает их полностью. Она говорила все это, как в бреду и где-то внутри себя, очень глубоко внутри уже знала ответы на то, о чем она спрашивает. Знала, где она лукавит или просто врет сама себе. Это знание было еще едва уловимым, но оно уже было.
Дика не знала, сколько времени прошло в ее внутренних разговорах. Ее не волновало, что происходило вокруг. Но однажды к ней пришла знакомая кошка и сообщила между делом, что факир больше не приезжает в Серый город, потому что сильно заболел. Дика не стала слушать больше ни слова. Она развернулась в прыжке и помчалась в главный кошачий город – без всяких самолетов, поездов, машин и воздушных шаров. Просто по-кошачьи помчалась на четырех лапах, почти над землей, потому что неслась с огромной скоростью, на которую ей давала силы дикая любовь.
В главном городе Дика нашла его сразу – она просто непреложно знала, куда нужно идти. Внутри нее будто оказался компас, единственная стрелка которого показывала лишь одно место – то, где находился он.
Ми лежал с закрытыми глазами и, казалось, спал. Но вокруг был запах боли и смерти. Дика снова откуда-то точно знала, что нужно делать. Она медленно села рядом с ним, тоже закрыла глаза и сосредоточилась.
Она стала огромной и пустой. Сидела в этой внутренней огромности и пустоте и молчала, растворяясь в молчании. Потом очень медленно кошка начала наполняться. С самого низа, с самого донышка наполнялась она молоком на губах, ощущением теплого материнского бока, тонким мяуканьем, стонами, дружбой, ранами и кровью, родовыми муками, сексом, бегом по полям, поцелуями, лунными песнями, снами, долгими взглядами в глаза, обманом, доверием, яростью, тоской, ликованием. В Дике оседали сухие осенние листья, морские брызги, летящие стрекозы, орлиный клекот, сочные ягоды, камни, поросшие мхом, зеленые травинки, солнечные лучи, пыльные тропинки, шуршащие фантики, астероиды. Все это смешалось, опустилось, легло на дно шершавым слоем. Потом в Дику влетели две огромные силы – ее любовь и ее магия. Дика не знала, когда они обе выросли до таких размеров и сил. Они были подобны космосу и подобны друг другу.
Они сражались, танцевали бесконечный танец, пели песни порознь и вместе, приближались друг к другу и отдалялись. В какой-то момент они слились и закружились в безумном вихре — это длилось мгновенье и одновременно вечность.
Вихрь превратился в белое нестерпимо яркое пламя и метнулся из глаз Дики к закрытым глазам Ми. Он проник через веки внутрь и побежал по его венам. Ми пошевелился…
А Дика вдруг полностью опустошилась и обессилела. Казалось, она потеряла все – энергию, имя, память, волю.
Кошка повернулась и пошла прочь, ничего не понимая и ничего не зная о себе и мире. Она брела по незнакомому городу, по лесу, по полю, пока не дошла до какого-то дачного поселка, где жили люди. Кошка подошла к старой калитке, села около нее и слабо замяукала. Она захотела есть, впервые за долгое время очень сильно захотела есть. Калитка открылась, пожилая женщина оглядела кошку и позвала ее: «Кис-кис». От слабости кошка уже не могла ходить, она почти заползла во двор. Женщина вынесла блюдце и налила туда теплого молока.
Кошка стала жить во дворе, ничего о себе не помня. Она лежала на солнце, валялась в траве, иногда ловила мышей и приносила их на хозяйское крыльцо. Жила обычной кошачьей жизнью, которой живут кошки возле людей. Ее ничего не тяготило, не тревожило, не волновало, не влекло.
В очередной из обычных вечеров кошка сидела во дворе под кустом и смотрела на загорающиеся окна и звезды.
Она увидела тень, которая приближалась к ней из темноты. Силуэт был незнакомым, но не внушал страха.
Через пространство спокойно и плавно, будто танцуя внутри себя медленный танец, к ней шел кот со светло-светло зелеными глазами. Сверху легкой зелени клубился густой белесый туман. Его шерсть слегка искрилась. Мягким обволакивающим голосом он позвал ее по имени: «Дика».
В один момент она вспомнила все. Ми пристально смотрел на нее и дарил, дарил, дарил что-то…
Внутри нее на задние лапы кротко присела дикая любовь – ее черные глаза превращались в синие и лучащиеся…
Вероника Малова
Источник: