Согласие на публикацию получено.
Рано.
Обед в ординаторской. Солнце за плотно зашторенными окнами. Жарко. Несколько минут покоя и непринужденного общения. Вбегает медрегистратор Наташа и, обращаясь ко мне: «Срочно! Срочно! Вас в родильное». Недоумение наших докторов. В голову адреналином ударяет тревога. Вслух произношу, непринужденно улыбаясь: может быть я теперь и акушер-гинеколог». Бегу. Сердце стучит.
5 этаж. Дежурный доктор ничего не объясняя:
— Там женщина в 8 родзале хочет уйти. 30 недель, воды подтекают, а она уйти хочет.
Рядом со мной стоит женщина. Маленькая, худая в одноразовой голубой рубахе. Взгляд настороженный и напряженный, спрашивает:
-так Вы ко мне?
-да, — говорю, — к Вам. Пойдемте поговорим.
Идем медленно, молчим. В голове прокручиваю фразы. Заходим вместе в большой родильный зал. Много аппаратуры. В центре кровать. Она настойчиво повторяет уже не раз, вероятно, произнесенную фразу:
— Кому я могу написать отказ от госпитализации? Я все равно уйду! Здесь не тюрьма. У меня ребенок.
-Сколько лет ребенку?
— 11 лет.
— Большой, справится. Родственники есть?
— Да, есть. Не справится. Он ребенок. Мы в Кингисеппе живем. Я не могу быть так далеко от дома. Мне нельзя. Я не рожаю. Мне рано.
Злится на меня. Объясняю что-то про ответственность за жизнь ребенка, про то, что родит в дороге и его не спасут. Но она упрямо настаивает на своем, периодически срываясь с места и выбегая в коридор. Ясно, что есть мотив и она о нем молчит. Начинаю думать о плохом: наркотики, иные планы на неродившегося ребенка. В области это, к сожалению, не редкость. Уж очень безрассудно она пренебрегает жизнью и здоровьем. Понимаю, что нужно разбираться. Для этого нужно время.
Говорю женщине, что пойду за заведующей, чтобы она разрешила уйти под подпись. Предупреждаю, что это займет около часа. Она согласна ждать. Хоть какой-то запас времени.
Заведующая родильным отделением приятная женщина среднего возраста готова меня слушать. Прошу сделать какую-либо процедуру, чтобы не дать ей уйти прямо сейчас. К роженице подключают аппарат КТГ. Ура, она согласна, у меня есть 40 минут.
Сажусь рядом. Раздражение , висящее в воздухе, куда-то уходит. В палате прохладно. Тихо. Стучит аппарат ктг – стучит ребенкино сердечко. Хорошо стучит. 180-176-183 — … С ним все в порядке. Она успокаивается. Мы разговариваем.
Работает «в шаверме» каждый день с 10 до 21.00. Квартира съемная, ремонта нет. Боится, что ребенка после рождения заберут органы опеки. Копит на ремонт. Муж уже второй, не работал, пил. Сейчас устроился на работу, но как только ее госпитализировали, запил и пропил собранные деньги. За день.
— Любишь его? – спрашиваю
-Жалею…. Я не могу здесь. Мне домой надо. Я только вам рассказала, потому что вы психолог. Как мне написать отказ?
Иду на небольшую хитрость. Договариваюсь, что она если до вечера рожать не начнет, то отправится на дородовое отделение. А оттуда уже уйдет под отказ. Уф! Согласилась. Бегу за заведующей. Она согласна. Из родильного уже не уйдет. В дороге не родит. Прощаемся. Плачет:
— А у меня сегодня день рождения. А он даже не поздравил…
Держу ее за руку. Все будет правильно.
Через день на врачебной конференции сообщили о родах на 30 неделе. Родила. Не ушла.
Захожу в палату. Совсем другое счастливое лицо. Совсем не тот загнанный испуганный волченок.
— Спасибо Вам, что меня остановили. Не представляю что бы было. Приходите ко мне еще.
— Спасибо, что услышали меня! Приду обязательно.
И как-то спокойно.
Давид
Обычный день. Веду прием в консультативно-диагностическом отделении Перинатального центра. Женщина не заинтересована в беседе, пришла по направлению лечащего врача. Испытываю легкое разочарование из-за бессмысленности происходящего. Стук в дверь. Не дождавшись ответа, нарушает спокойствие заведующий реанимацией:
— Можно Вас попросить зайти в ПИТ? Там женщина плачет, нам не успокоить. Роды на 28 неделе, экстренное кесарево, преэклампсия.
— Конечно, бегу.
Завершаю беседу. Лифт. 5 этаж. Реанимация. Отдельная палата. Всегда немного волнуюсь – неизвестность страшит, особенно здесь, на 5 этаже. По дороге узнаю у докторов о состоянии ребенка – все более -менее , 1500 кг, сам задышал. Это очень хорошо.
Вхожу в палату. Молодая женщина восточной внешности. Охотно начинает разговор, очень эмоционально говорит о своей вине, о том, что он такой маленький, плачет. Беседуем, разговариваю, успокаиваю, рассказываю что будет дальше. Стандартные слова, что в малыша нужно верить. Договариваемся, что она будет по-немногу успокаиваться и пр. и пр. Обещает быть сильной. А я обещаю, что приду еще.
День второй. Вызов на Послеродовое. Знаю, что к ней. Вновь слезы. Докторам кажется, что она усиливает эмоции, но это не так.
— Он такой маленький! Он в проводах! Мое сердце разрывается.
Надо найти слова, дать опору. Если разрешить ей плакать, нас смоет водопадом ее слез, но он не принесет ей облегчения. Приходит понимание, что этой женщине нужна перспектива, ей нужен смысл. Воспользовавшись паузой, говорю о том, что именно сейчас формируется материнское отношение к ее мальчику. Если она в поверит в него, в то, что родила сильного мужчину, то с этим он и пойдет по жизни. А если будет плакать над ним как над слабым и больным, то он станет отражением ее мыслей. Только она своей верой может помочь ему обрести силы на этом сложном старте.
Вдруг слезы женщины высохли, я увидела совсем другой взгляд: осмысленный и спокойный. И она неожиданно произнесла:
— Я поняла. Я запомню Ваши слова на всю жизнь и пронесу их как лозунг. Он будет сильным, мой мальчик!
От неожиданной перемены в ней и пафоса сказанного мне не по себе. Но она спокойна. И это самое главное. Начало долгого пути.
Прошла почти неделя. Женщина сумела убедить врачей отделения детской реанимации, что без ребенка она не уйдет. Она уже не плачет. Она ждет, у нее есть смысл. Ее Давид.
Вызов психолога на отделение патологии новорожденных. Это второй этап выхаживания, мамы в отдельных палатах лежат вместе с детьми. Неужели так скоро? Неужели они уже вместе? Спешу убедиться.
В палате большой кювез с подключенными датчиками и проводками. В нем теряется маленький мальчик. Настолько маленький, что пожилая доктор, наблюдающая Давида, выходя из палаты каждый раз в воздухе крестит его и чуть слышно причитает: "только бы все было хорошо!". Все в тревоге.
Мама плачет. Ей очень страшно. И мне страшно. Настолько беспомощно маленькое тельце. И только одна мысль в голове: дети не должны рождаться такими… и только надежда.
Первая неделя в ОПН самая сложная: пищат датчики, малыш замирает, на звук прибегают медсестры, врачи, общее беспокойство.
Прихожу каждый день. Разговариваем. Узнаю много из ее жизни. О родителях, о муже. Советуется. Говорит, что очень важно, что кого-то здесь интересует она. Именно она: как спала, как ела, какие мысли.
Проходит месяц. Постепенно поменяли кювез на меньший, убрали датчики, потом перешли с зонда на кормление из бутылочки, потом грудь. И каждый шаг это победа, следующий этап.
Выписка. Неужели так быстро пролетело время. Давид красавец, 2550 г. Он стал другим, но остался все тот же орлинный гордый взгляд сильного мужчины. И у него все получится. Потому что мама верит в него.
Витенберг Майя Викторовна
Источник: