Когда звонят родители и говорят, что они хотели бы договориться о консультации по поводу своего ребенка, то на первую встречу я приглашаю самих родителей. На такое предложение реакция бывает разной: кто-то больше не перезванивает, кто-то искренне недоумевает: « При чем тут мы? Проблемы у ребенка!». Есть и такие, кто не видят в моем желании встретиться с ними ничего особенного и соглашаются на встречу. В дальнейшем именно с этой категорией родителей устанавливается хороший рабочий альянс, и оказание помощи их ребенку, несомненно, идет успешнее и быстрее.
Обращаясь за помощью по поводу своих детей хорошо могу понять собственные чувства родителей. Здесь, и неловкость за сам факт обращения, что они не смогли стать для него хорошими родителями, и вина, за то что не сумели обеспечить собственным детям «нормальное» развитие. Это серьезный удар по самооценке родителей, их надеждам и вере в лучшее будущее для их ребенка. Помимо чувства вины обращение к специалисту вызывает у родителей переживания тревоги. Что из себя представляет процесс психотерапия? Достаточно ли у терапевта знания и опыта, чтобы помочь ребенку? Сколько это будет длиться? и т.д. Тревожность перемешивается с переживанием стыда за собственную беспомощность и агрессию. К тому же культура обращения к специалисту в области психического здоровья в нашей стране до сих пор не достаточно развита и не поддерживается социумом.
Обращение за психологической помощью к специалисту, орудием которого является слово, требует от людей решимости и веры в то, что «слово лечит». В общем, требуется определенное мужество признать наличие душевных проблем собственного ребенка и начать с этим разбираться.
А зачем же психотерапевту нужны встречи с родителями? По мнению многих детских аналитиков, дети не осознают потребность в психотерапевтическом вмешательстве. Хотя, нередко именно дети просят отвести их к специалисту в надежде избавиться от того, что их беспокоит. В любом случае запрос о помощи исходит от родителей, которые обеспокоены нарушением поведения ребенка, его неадекватными реакциями, невозможностью с ним справиться. Поэтому первая встреча проходит наедине с родителями, где они могут свободно изложить то, что их тревожит и с чем связана необходимость обратиться за профессиональной помощью, почему именно сейчас.
Во вторых, я задаю вопросы об истории ребенка, его развитии, о том, как он проходил различные этапы своего роста, как это воспринималось родителями. Часть встречи с родителями отводится для их рассказа о собственном детстве, об их взаимоотношениях с их мамами, папами, сиблингами (братьями и сестрами), об их переживаниях, сходных или противоположных тем, которые переживает их ребенок в момент обращения.
В третьих, для психолога важен не только сам факт согласия родителей на проведение психотерапии, но и потенциальное и реальное влияние их на терапевтический процесс. Здесь я поясню. Психотерапевт проводит с пациентом-ребенком 1-3 часа в неделю в психотерапевтическом кабинете, в то время как все остальное время он находится с родителями или в другом окружении. Поэтому то, что происходит за дверью кабинета, психолог не знает, а это очень важная информация, которую можно получит только при личной встрече с родителями.
Так же психолог оценивает способность родителей поддерживать ребенка и друг друга на протяжении своего процесса психотерапии, их готовность принять непосредственное участие в его развитии, формируя новый образ сынадочери.
Как правило, терапия ребенка прерывается в ситуации отсутствия проработки чувств и переживаний родителей, возникающих в ходе терапии ребенка, а также в случае отсутствия установления альянса с родителями. По моим наблюдениям, основная мотивация для создания хорошего терапевтического альянса с родителями это их желание стать хорошими родителями для своих детей, возможно более понимающими и компетентными, чем были их собственные.
Гаевая Ирина Сергеевна
Источник: